– Мне удалось убедить короля выбрать дюжину монастырей и подвергнуть их особенно сильному давлению, – продолжал лорд Кромвель. – В течение двух последних недель я послал в эти монастыри своих представителей с предложением добровольно дать согласие на роспуск. В этом случае всем монахам будет назначено денежное пособие, причем для аббатов – весьма значительное. В противном случае монастыри будут подвергнуты судебному преследованию. Так, монастырю в Льюисе будет предъявлено обвинение в подстрекательстве местных жителей к государственной измене. По поводу других мы тоже располагаем сведениями самого порочащего характера. Я не сомневаюсь, как только мне удастся добиться от нескольких монастырей добровольного согласия на роспуск, все прочие осознают, что игра проиграна, и предпочтут отказаться от сопротивления. Эмиссары были отправлены, и все шло именно так, как я рассчитывал. До вчерашнего дня. – Лорд Кромвель взял со стола какое-то распечатанное письмо. – Вы слышали о монастыре в Скарнси, Мэтью?

– Нет, милорд.

– В этом нет ничего удивительного. Так вот, это старинный бенедиктинский монастырь, расположенный на границе Кента и Сассекса. Что касается города, то это порт на берегу Ла-Манша, ныне пребывающий в полном запустении. Монастырь, подобно многим другим, издавна являлся прибежищем зла, порока и измены. Согласно сведениям, которые предоставил нам местный мировой судья, убежденный сторонник реформ, в последнее время аббат распродает монастырские земли по заниженным ценам. Я послал туда Робина Синглтона разобраться во всем этом деле.

– Я знаю Синглтона, – сообщил я. – Как-то раз мне пришлось выступать против него в суде. Он, бесспорно, человек весьма волевой и решительный. – Я помолчал несколько секунд и добавил: – Впрочем, опытным адвокатом его не назовешь.

– Для дела, которое я поручил ему, особой искушенности в судебных увертках не требовалось, – заявил лорд Кромвель. – Да, он, как вы выразились, человек волевой и решительный, и именно на эти качества я рассчитывал. Мы располагали лишь косвенными свидетельствами, и я надеялся, что Синглтон сумеет запугать монастырских пройдох, обойдясь без веских доказательств. Впрочем, в помощь ему я дал большого знатока канонического права, профессора Кембриджа и убежденного реформатора по имени Лоренс Гудхэпс.

Лорд Кромвель покопался в лежавших на столе бумагах и протянул мне письмо.

– Вот что я получил от Гудхэпса вчера утром.

Письмо было нацарапано торопливыми каракулями на листе бумаги, вырванном из бухгалтерской книги.

Милорд!

Я пишу вам в спешке, намереваясь отправить это письмо с мальчиком из города, ибо я не питаю доверия ни к кому из обитателей монастыря. Господин Синглтон убит, причем самым изуверским способом. Этим утром его нашли на монастырской кухне лежащим в луже крови с отрубленной головой. Несомненно, это злодеяние совершил кто-то из врагов вашей светлости. Впрочем, все монахи в один голос отрицают свою причастность к убийству. Той же ночью здешняя церковь была осквернена и хранившиеся там мощи Раскаявшегося Вора с окровавленными гвоздями исчезли. Я сообщил о случившемся мировому судье, и мы с ним внушили аббату необходимость хранить молчание. Мы опасаемся, что, если это печальное событие будет предано огласке, последствия могут оказаться непредсказуемыми.

Милорд, прошу вас, незамедлительно пришлите в монастырь своего представителя и сообщите, как мне следует поступить.

Лоренс Гудхэпс

– Итак, ваш эмиссар убит?

– Похоже на то. Старик Гудхэпс, судя по всему, пребывает в полном смятении.

– Но если убийство совершил монах, подобное преступление лишь приблизит упразднение монастыря.