Поначалу Анна очень переживала, что объектом ее любви оказался именно Дан. Но Эрика только посмеялась: ее собственные отношения с Даном закончились давным-давно, целую вечность назад. Конечно, такая рокировка казалась немного странной, но не более. Куда важнее было другое: к Анне вернулось хорошее настроение.

– А где моя любимица? – пророкотал огромный светловолосый Дан, заглядывая в комнату.

Между ним и Майей был настоящий роман: едва заслышав голос Дана, девочка тут же появилась в прихожей и двинулась к нему, протягивая ручонки.

– Ки-и?

Эрика была готова поклясться, что в Майином восклицании прозвучали отчетливые вопросительные интонации. Девчушка, очевидно, начала что-то понимать насчет дня рождения и связанных с этим событием преимуществ.

– А как же, а как же! – Дан кивнул Анне.

Та протянула Майе большой розовый пакет, перевязанный серебряной ленточкой.

Именинница немедленно высвободилась из объятий Дана и приступила к вскрытию. На этот раз ей помогала Эрика, и вскоре в руках у Майи оказалась большая кукла с закрывающимися глазами.

– Ука! – счастливо выдохнула девочка, изо всех сил обняла куклу и потопала к Вильяму хвастаться.

Новый звонок в дверь – пришла Кристина. Эрика терпеть не могла манеру свекрови – обозначить свое появление коротким символическим звонком и, не дожидаясь ответа, вломиться в прихожую.

Процедура разворачивания пакета повторилась снова, но на этот раз успех был, мягко говоря, скромным. Майя задумчиво посмотрела на стопку тряпок и заглянула в пакет еще раз – нет ли там чего-нибудь более интересного.

– Я в последний раз обратила внимание, что она выросла из своих кофточек, а вчера в «Линдексе» была распродажа, три по цене двух. – Кристина довольно улыбнулась. Реакцию внучки она просто-напросто не заметила.

Эрика с трудом сдержала желание произнести сентенцию на тему, что только законченный идиот дарит тряпки годовалому младенцу. Не только Майя разочарована, но свекровь ухитрилась воткнуть шпильку и ей, Эрике: ясное дело, она настолько плохая мать, что не в состоянии следить за гардеробом своего ребенка.

– Настал час торта! – У Патрика было идеальное чутье, когда следует перевести разговор на другие рельсы.

Эрика сдержалась, и они проследовали в гостиную. Сейчас должна была начаться главная церемония дня – торжественное задувание свечей на торте. «Свечей…» Громко сказано – свечка была всего одна, по числу прожитых именинницей лет. Майя, по-видимому, осознавала серьезность процедуры – прежде чем дунуть, она несколько раз надувала на пробу щеки, но все равно не получилось: она щедро оросила торт брызгами слюны, а свечка продолжала гореть как ни в чем не бывало. При следующей попытке Патрик дунул у нее из-за плеча, и цель была достигнута. А когда все запели традиционную песню в честь новорожденной «жить ей и жить ей, жить ей и жить ей, жить ей и жить ей до старости лет», у Эрики к горлу подкатил комок. Исподтишка посмотрела на Патрика – тот тоже тронут. Их крошке исполнился год. Она уже бегает, хлопает в ладоши, когда слышит заставку «Булибумбы», самостоятельно ест, награждает родителей поцелуями, мокрее которых не сыщешь во всей Северной Европе, и обожает весь мир. Эрика улыбнулась Патрику, и он улыбнулся ей в ответ. Жизнь прекрасна.

Мельберг тяжело вздохнул. В последнее время он часто вздыхал. Весенние неудачи не выходили из головы. Хотя удивляться было нечему, сам и виноват – расслабился, потерял контроль, позволил себе плыть по течению. Такое не проходит безнаказанным. Кто-кто, а он-то должен был это понимать. Ну что ж, хороший урок на будущее. Он не из тех, кто повторяет ошибки.

– Бертиль? – раздался настырный голос Анники из приемной.