– Думаю, мы вполне осознаем значение этого прискорбного происшествия. – Голос вступившей в разговор женщины прозвучал очень твердо. – Мой муж действительно старается вам помочь, комиссар.

Мартен бросил взгляд на Оливера. Левое веко профессора едва заметно дернулось при слове «комиссар», но он не стал поправлять жену.

– Не могли бы вы оставить нас вдвоем на несколько минут, госпожа Уиншоу?

Взгляд женщины стал жестким, губы приоткрылись.

– Послушайте, комиссар, я…

– Прошу тебя, Кристина, – произнес Уиншоу.

Сервас отметил, что профессоршу изумила проявленная мужем инициатива. В голосе Оливера Уиншоу прозвучала озорная нотка: он получил очевидное удовольствие от того, что «окоротил» жену, и ему было приятно оказаться в мужском обществе. Сервас зна́ком отослал помощников.

– Вы при исполнении, майор, и, очевидно, не можете составить мне компанию, но я все равно выпью виски, – весело сообщил старик, когда они с Сервасом остались вдвоем.

– А вы меня не выдадите? – улыбнулся в ответ Мартен. – Безо льда, пожалуйста.

Уиншоу улыбнулся, показав пожелтевшие зубы. Сервас поднялся и подошел к стеллажам. «Потерянный рай», «Баллада о старом моряке», «Гиперион», «Охота на снарка», «Бесплодная земля»… Метры и метры английской поэзии…

– Любите литературу, майор?

Сервас взял протянутый стариком стакан. Виски был отличный, с выраженной нотой дымка. Первый глоток обжег горло и желудок.

– Романскую.

– Учились?

– Очень давно, на филологическом.

Уиншоу энергично покивал в знак одобрения.

– Только поэзия может выразить неспособность человека постичь смысл нашей мимолетной жизни на земле, – сказал он. – Впрочем, если предоставить человечеству выбор, оно предпочтет Виктору Гюго футбол.

– Не любите смотреть матчи по телевизору? – поддел старика Сервас.

– Хлеба и зрелищ. Ничего нового. Гладиаторы, во всяком случае, ставили на кон собственную жизнь, у них был «стиль» – не то что у юнцов в трусах, гоняющих мяч по полю. Стадион – не более чем увеличенная в размерах версия школьного двора.

– «Не стоит, однако, пренебрегать и физическими упражнениями»… Это слова Плутарха, – заметил Сервас.

– Вот за Плутарха мы и выпьем.

– Клер Дьемар была красивой женщиной, согласны?

Оливер Уиншоу замер, не донеся стакан до рта, устремив взгляд выцветших глаз в пустоту.

– Очень.

– Даже так?

– Вы сами имели возможность убедиться. Разве что… только не говорите, что она… что ее…

– Скажем так: сегодня был не лучший день в ее жизни.

Глаза старика затуманились.

– Господь милосердный… Мы упражняемся в остроумии, пьем виски… А рядом творится нечто ужасное…

– Вы за ней наблюдали?

– В каком смысле?

– Поверх стены, когда она выходила в сад, вы следили за вашей соседкой?

– На что это вы намекаете, черт бы вас побрал?

– Женщина загорала: на теле остался след от купальника. Она наверняка прогуливалась по саду. Лежала в шезлонге и, полагаю, плавала в бассейне. Красивая женщина… Время от времени вы наверняка замечали ее, проходя мимо окна.

– Глупости! Не ходите вокруг да около, майор. Хотите знать, подглядывал ли я за ней?

Оливер Уиншоу явно не любил недомолвки.

– Что вам сказать… – Он пожал плечами. – Да. Такое случалось. Иногда я пялился на нее… И что с того? У нее была фантастическая задница, и она это знала.

– Как так?

– А вот так. Эта дамочка не вчера родилась, уж вы мне поверьте, майор.

– Она принимала гостей?

– Не слишком часто.

– Вам знакомы те, кто приходил к Клер?

– Нет.

– Никто из них?

– Ни один человек. Она не общалась с местными. А вот мальчика я уже видел.

Старик пристально посмотрел на Серваса, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Хотите сказать, он уже бывал у Клер?

– Именно так.

– Когда?

– Неделю назад… Я видел, как они разговаривали в саду.