– Угу, тебе идет, – чтобы что-то сказать, отвечаю я.

– Парикмахерша сказала: это подчеркивает мои глаза, – говорит она, взмахнув длинными ресницами. У нее большие красивые голубые глаза. Мне не кажется, что их надо «подчеркивать». Но, впрочем, что я в этом понимаю?

– Неплохо, – роняю я.

– Не очень-то тебе есть дело, – замечает она.

– Извини, был тяжелый день.

– Бедненький! – восклицает она. – Но у меня потрясающая идея! Пойдем куда-нибудь поужинаем, и ты все выкинешь из головы.

Я качаю головой.

– Не могу. Я заскочил только перекусить и тут же еду назад на завод.

Она поднимается и кладет руки на бедра. Я еще не видел этого костюма.

– Ну, с тобой не соскучишься! – говорит она. – Особенно, если учесть, что мне удалось сплавить детей на весь вечер.

– Джули, у меня на заводе ЧП. Один из самых дорогих станков полетел сегодня утром, а он мне нужен для обработки одной детали, это очень срочный заказ. Я должен быть там сам, – объясняю я ей.

– Ладно, как угодно. Только дома есть нечего. Я думала, мы пойдем куда-нибудь, – говорит она. – Ты же сам вчера сказал, что сегодня мы куда-нибудь сходим.

Тут я вспоминаю. Она права. Это было одно из обещаний, которое я ей дал вчера, когда мы мирились.

– Извини. Послушай, мы можем сходить куда-нибудь на часок, – предлагаю я ей.

– Это ты называешь провести где-нибудь вместе вечер? – спрашивает она. – Давай вообще оставим эту тему, Ал.

– Выслушай же меня, – пытаюсь я ей объяснить. – Сегодня утром неожиданно явился Билл Пич. Он собирается закрывать завод.

Ее лицо меняется. Оно прояснилось, или мне показалось?

– Закрывать завод… правда? – спрашивает она.

– Да, дела совсем плохи.

– А ты говорил с ним о новом назначении? – интересуется она.

Сначала я не могу поверить в это, потом отвечаю:

– Нет, я не говорил с ним о моем новом назначении. Моя работа здесь, в этом городе, на этом заводе.

Она осведомляется:

– Но если завод собираются закрывать, тебя что, не интересует, куда мы переедем? Меня, например, интересует.

– Пока это не больше, чем разговоры.

– А-а, – тянет она.

Я чувствую, что свирепо смотрю на нее.

– Значит, ты на самом деле хочешь уехать отсюда, и как можно быстрее, так?

– Это не мой родной город, Ал. И у меня нет к нему тех сентиментальных чувств, которые испытываешь ты, – отвечает она.

– Мы здесь всего шесть месяцев, – напоминаю я ей.

– Всего-то? Каких-то шесть месяцев? – повторяет она. – Ал, у меня здесь нет друзей. Мне, кроме тебя, общаться не с кем, а тебя постоянно нет дома. Я ничего не имею против твоей семьи, но после часа разговора с твоей мамой у меня такое чувство, что я начинаю сходить с ума. Знаешь, мне кажется, мы здесь не шесть месяцев, а намного больше.

– Ну, хорошо. А от меня, что ты хочешь? Я не просился сюда. Меня назначили сюда для того, чтобы я делал свою работу. Это было просто делом случая, – говорю я.

– Не очень-то счастливого, – замечает она.

– Джули, у меня нет времени для того, чтобы опять приниматься за выяснение отношений, – пытаюсь остановить я ее.

У нее начинают катиться слезы.

– Отлично! Давай, уезжай! А я буду сидеть здесь одна, – всхлипывает она. – И так каждый день.

– Ну, Джули.

Я обнимаю ее. Мы молча стоим так несколько минут. Она перестает плакать, отступает на шаг и поднимает на меня глаза.

– Извини, – говорит она. – Если тебе надо назад на завод, тогда тебе лучше ехать.

– Может быть, сходим куда-нибудь завтра вечером? – предлагаю.

Она разводит руками:

– Как хочешь… все равно.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, потом оглядываюсь на нее:

– Ты будешь в порядке?

– Да, конечно. Я найду что-нибудь поесть в холодильнике, – отвечает она.

Про ужин я уже забыл. Я говорю:

– Ладно, а я куплю себе что-нибудь по дороге на завод. Пока.