Парализованная ужасом, Виолетта наблюдала эту страшную картину, прижимая к груди Джеси. Увиден, как стрела пронзила горло Люка, старшего сына Айрис, она закричала, но крик застрял у нее в горле.

У Виолетты подкосились ноги. Опершись одной рукой о землю — в другой она все еще держала младенца, — она сквозь заросли шалфея беспомощно наблюдала жуткую картину резни. У нее на глазах были убиты люди, которых она так хорошо узнала за последние недели, которых считала друзьями, чуть ли не родными. Желчь поднялась к горлу, она дрожала всем телом. Ей было видно, как Люк пытался защитить Айрис, которая упала на землю, сжимая в объятиях одного из своих мертвых сыновей.

Последнее, что увидела Виолетта, прежде чем впасть в беспамятство, это как томагавк раскроил череп Люка.

А вот к Айрис Бог не был так милостив: она не потеряла сознания. Она как бы застыла в шоке и не могла ни говорить, ни шевелиться. Дикари с раскрашенными лицами попрыгали с лошадей и окружили ее.

К этому времени она одна осталась в живых.

Индейцы оживленно переговаривались между собой. Их главарь сказал, что эта женщина очень красива — он это заметил еще издалека и решил, что, прежде чем отправить ее вслед за братьями и сестрами, они попользуются ее телом. Другой индеец принялся с ним спорить, утверждая, что она должна достаться первой ему — ведь это он уложил томагавком ее защитника.

Но один из воинов взглянул на ее грудь и крикнул товарищам, чтобы они оставили женщину в покое. Он слез с лошади, подошел к Айрис и, дернув ее за руку, заставил встать на ноги, чтобы лучше ее рассмотреть. Айрис не могла держаться на ногах, и индеец, вглядевшись в мокрые пятна у нее на груди и убедившись, что это не кровь, а молоко, отпустил ее, и она рухнула на землю, безутешно рыдая.

— У нее в груди молоко! — торжествующе крикнул он остальным. — Наш вождь ей обрадуется — ему нужно женское молоко для сына.

Индейцы согласно закивали, вспомнив, что у вождя несколько дней назад умерла жена Лунная Звезда. Сейчас его сына подкармливали другие индианки, у которых были грудные дети, но сыну вождя уже четыре года, и ему надо больше молока, чем оставалось у индианок. Вождь обрадуется, когда ему приведут эту женщину, ведь она будет кормить только его сына.

Индеец, который разглядывал Айрис, дал знак увести ее.

— Оставим ее пока жить. Когда она будет больше не нужна Большому Медведю, пусть он сам решит, что с ней делать. Может, в награду он позволит нам получить свое.

Айрис не понимала, о чем говорят индейцы, и не знала, что ее решили пощадить. Да если бы и знала, ей было бы все равно: жизнь потеряла для нее всякий смысл.

Единственным ее утешением было, что она не видела, как убили ее новорожденную дочку и сестру Виолетту.

Виолетта с трудом выходила из забытья, которое защитило ее разум от страшной реальности. Она услышала плач ребенка. Кто это плачет — ее дочка? Нет, ее дочка умерла. Но она слышала плач голодного ребенка и постаралась прийти в себя, несмотря на ноющую боль в груди.

Она открыла глаза и в ужасе огляделась, вспомнив, что произошло с ее спутниками. Джеси лежала рядом с ней на земле, махала ручками и дрыгала ножками, пытаясь освободиться от жаркого одеяла.

Виолетта не обратила на нее внимания, но с колотящимся от ужаса сердцем встала на колени и поглядела в сторону лагеря через заросли шалфея, который укрыл ее от индейцев.

От одного взгляда на то, что недавно было лагерем, кровь застыла у нее в жилах. Она даже не смогла заставить себя пойти туда и поискать среди трупов своих родственников. Пусть Айрис останется в ее памяти красавицей.

Ребенок закричал громче: да что же это такое — никто не обращает на меня внимания! Девочка крутила головой и чмокала губами, инстинктивно пытаясь найти сосок.