— Забудь, глупость сказал, — видно, что Генри стало неловко от этих слов. Но лицо его озарилось радостью, которая блеснула сначала в глазах и затем выплеснулась румянцем на щёки.

— Как прошёл твой день? — мне хочется побыстрее сменить тему разговора.

— Как обычно, в борьбе с бытовыми мелочами — я героически победил лестницу, душ, несколько раз санузел…

— Ты мой герой!

— Ага… Вот ещё я победил плиту и пару тройку кастрюль. На ужин паста с соусом бешамель.

— Вау, а я думала ты просто разогрел блюдо из доставки… — киваю в сторону коробок, грудой громоздящихся у мусорного контейнера.

— Чёрт, надо было выбирать менее умную жёнушку…

— Мучайся теперь…

Наш шутливый флирт давно стал привычной частью общения, я сама не заметила, как Генри превратился в друга. По крайней мере я его таковым считала. Но в последнее время я стала чувствовать что-то новое, но непонятное для меня. После работы мне хотелось поскорее бежать домой. А в вечер пятницы, когда к Генри приходили "жрицы любви" я отправлялась бродить по пустому и тихому Центральному парку, пока ноги не начинали подкашиваться, а глаза слипаться.

Однажды я вернулась слишком рано и слышала стоны девицы, ЭТА была особенно громкой. Мне пришлось выйти и ждать на крыльце пока она доделает свою работу. Поужинав, мы расположились на диване в гостиной. Я в очередной раз насладилась своим тайным фетишем, запахом Генри, пока пересаживала его из кресла.

— Знаешь, я отвратительно чувствую себя в такие моменты. Терпеть не могу, когда ты мне помогаешь…

Но я знала, что он лукавит. Эти секунды бытовой близости дарили нам обоим чувство уюта и безопасности.

— Я тоже не в восторге, таскать этот старый мешок с костями, — шутливо ворчу.

— Ах-ах-ах, туше, — сеётся мужчина.

— Что будем смотреть?

Выбрали фильм наугад и хохотали до слёз с какой-то ужасной немецкой комедии. Причём мы смотрели её на языке оригинала и безбожно коверкали и передразнивали актёров.

— Аллес гутэ… — басил Генри.

— Даст ист фантастиш… — комично пищала я.

— О, йа, йа, даст из гутэ… Ирина… — вторил Генри.

— Их бин Си Цзиньпин… — я растянула уголки глаз, притворяясь китайским лидером.

— Ах-ах-ах… — Генри покатился со смеху.

Мы умирали со смеха. Генри сидел на своей стороне дивана, на расстоянии протянутой руки, так близко и так далеко одновременно. Я боялась делать какие-то шаги первой, мама учила меня, что мужчина сам должен добиваться женщины. А Генри был слишком воспитан, чтобы предпринимать что-то со своей стороны.

Так мы и жили, снедаемые неясным желанием друг друга. Но сегодня, неожиданно для меня, Генри сказал, чуть охрипшим от смеха голосом.

— Иди ко мне…

Я вопросительно посмотрела на него. Он взглядом показал на место рядом с собой.

— Прямо к тебе?

— Да, если ты конечно не против…

И я была не против, скользнув по дивану я прижалась к его телу, ощущая насколько он худой и хрупкий, как хрустальный, но такой сильный и прочный внутри. Он ни разу не пожаловался на свой недуг, всё переводил в юмор. Генри легонько приобнял меня за плечо, так невесомо, будто мотылек присел.

— Можно? — тихо спросил он.

Я кивнула, потому что от радости к горлу подступил комок. Мы больше не смотрели фильм, хотя и пялились в экран как идиоты. Генри легонько перебирал кончики моих волос, а я слушала гулкие удары его сердца.

— Генри…

— М?

— Как это, заниматься любовью?

— Гхм… — кажется от поперхнулся от неожиданности.

— Знаешь, Ирина, я уже не помню, это было очень давно…

— Но, как же? А все эти женщины… Что приходят к тебе по пятницам?

— Ирина, это что угодно, только не любовь… Почему ты спрашиваешь?

Его голос чуть охрип и обрывался от смущения.

— Покажи мне?

— Ирииина… — он произнес моё имя будто сквозь невыносимую муку.