Обговорив детали, мужчины возвращаются в свои покои так же, как и пришли: по портьерам, всё ещё болтающимся на балконе. Это было бы даже забавно, если бы я не тряслась от каждого шороха. Кажется, вот-вот нас раскроют, кто-нибудь заметит снаружи и в комнату ворвутся гвардейцы, но, к счастью, всё проходит спокойно. Адриан уходит последним. Он целует руки Алисы, а она смотрит на него таким влюблённым взглядом, что мне становится неловко. Я отхожу к порогу спальни, увлекая за собой Милу, которая всё ещё мнит себя блюстительницей всеобщей морали.

Когда герцог Шмидт скрывается на балконе, а затем следом исчезает и портьера, я падаю в постель, проваливаясь в беспокойный сон. Мне снится, как Луиза вырывает у Эмиля сердце, кладёт его в мои ладони и кричит: «Наслаждайся, Лия! Это всё благодаря тебе!» Я трижды просыпаюсь с криками, а с наступлением утра чувствую себя такой разбитой, что Миле даже не приходится врать, настаивая на поиске господина Отто.

С замиранием сердца слушаю, как она переругивается с гвардейцами, как выходит в коридор, как хлопает дверь. Мы с Алисой остаёмся вдвоём: молчаливые, встревоженные, с тёмными кругами под глазами от бессонной ночи, у обеих нет сил даже на пару фраз.

В конце второго часа, когда я от смятения уже не могу найти себе места, возвращается Мила вместе с господином Отто в сопровождении пары гвардейцев: среди них я узнаю своего вчерашнего провожатого. За прошедшее время, что мы не виделись, целитель будто бы обзавёлся ещё десятком глубоких морщин, а шрам, пересекающий правую половину лица, словно углубился. Но взгляд Отто Рейснера, стоит ему только увидеть меня, становится всё тем же добрым взглядом любимого дедушки.

Под пристальными взорами стражи нам не удаётся перемолвится ни одним лишним словом. Целитель прощупывает потоки энергии в теле, задаёт ничего не значащие вопросы о моём самочувствии, надавливает на виски, вливая Исцеление будто прямо в мозг.

— Всё будет хорошо, миледи, — наконец говорит он, вручая Миле флакончик с тонизирующей настойкой. — Поменьше переживаний, хороший сон — и вы поправитесь.

В его словах сквозит лёгкая ирония, и я с трудом сдерживаю горькую усмешку. И то верно, ведь успокоиться — так просто в окружающем меня безумии. Он ободряюще пожимает мою руку, перед тем как уйти.

Стоит только двери закрыться, как мы с Алисой бросаемся к Миле.

— Тш, миледи! Хотите, чтоб нас всех раскрыли? — грозно шепчет она, проверяя, не стоит ли кто под дверью спальни. — Я нашла господина Тауба.

Подавляю радостный возглас и тут же требую подробностей, но их, увы, немного.

— Я передала ему записку герцога Шмидта, — продолжает Мила с хмурым видом. — Не знаю, поверил ли он мне — всё-таки я ваша гувернантка, миледи. А о вас сейчас всякое говорят, уж простите.

Киваю, понурив голову. Конечно, для всего двора я — самая настоящая предательница.

— Это не важно, — говорю, расправляя плечи. — В шесть вечера, как и договаривались, я должна увести Луизу подальше от всех. Мила, готовь платье.

Собираюсь со всей тщательностью, словно готовлюсь к балу. Принимаю ванну сама, не позволяя Миле мне помочь. Отчаянно тру тело губкой, аж до красноты. Долго промываю волосы, распутываю кудри гребнем. Выйдя из ванны, закутываюсь в полотенце и замираю перед зеркалом. Кто знает, чем закончится наш замысел. Возможно, я не увижу завтрашнее утро. Возможно, Эмиля не удастся освободить, и план Луизы завершится успехом. Думаю об этом с холодной отстранённостью.

Близится вечер, и Мила помогает мне облачиться в наряд. Она затягивает корсет, застёгивает пышные юбки, а Алиса укладывает волосы.

Одетая в платье, как в доспехи, я требую провести меня к Луизе. Гвардейцы у двери сначала протестуют, но быстро сдаются. Бросаю прощальный взгляд на подругу и выхожу в коридор.