Прочтя столь искреннее признание, любопытствующий постарался бы сделать полуоборот и улететь сквозь купол, но был бы вынужден остановиться, потому что внимание его не могла не привлечь другая стена. Снова красные кирпичи, почти гладкие, и на них – африканские маски с гипнотизирующей мимикой. Ничего определенного, ни глаз, ни рта, скорее, просто дыры, сделанные для того, чтобы давать выход эмоциям хозяина маски. Между двумя раскрашенными лицами – множество фотографий. Сотни запечатленных мгновений, пойманных в кадр эмоций, помещенных рядом друг с другом.

Преследуя лишь одну-единственную цель – узнать больше – посетитель пересек бы гостиную. Он прошел бы мимо канапе и низкого столика, ступая по ковру из тонкой шерсти, и с первого раза не заметил бы мерцания эквалайзеров hi-fi магнитолы. И тогда он впервые услышал бы музыку. Очень тихую, нечто среднее между шепотом и тишиной, напоминающую галлюцинацию. Гармоничные переливы – может быть, композиция группы «Шаде» или фрагмент чувственного джаза. Однако ничуть не сомневающийся в своих намерениях гость снова вернулся бы к разглядыванию фотографий.

Большая часть их запечатлела экзотические пейзажи. Снег, солнце, песок, буря, храм, церковь, Петра, Каппадокия и множество других мест – столь же разнообразных, сколь многочисленных. Тут и там, среди этого двухмерного мира, мелькали силуэты. Особенно повторялись изображения пары, часто обнимающейся, иногда очень нежно. Мужчина с длинными темными волосами был не особенно красив, скорее его облик можно было назвать обычным, однако его улыбка была очаровательной, а взгляд приветливым. Рядом с ним – женщина, несколькими годами младше мужчины. Благородный цвет ее кожи и длинные черные косы свидетельствовали об африканских корнях – скорее всего, она была полукровкой. На фотографиях мужчина часто гримасничал, вызывая дикие приступы смеха у своей спутницы.

Разглядев все это, посетитель мог бы позволить себе поизучать интерьер еще немного, тем более что слабое постукивание двери справа могло привлечь внимание. Толкнув ее, он бы очутился в тесной и длинной кухне. Нерационально расставленная мебель превращала пространство помещения в узкий коридор.

В глаза сразу же бросились бы пистолет и кобура от него, лежавшие поверх тонкого ежедневника. «Беретта» калибра 9 мм.

В глубине кухни он бы увидел женщину с фотографии, помешивавшую что-то деревянной ложкой в кипящей кастрюле. На фотографиях она немного похожа на Анжелу Бассет, но наяву она скорее смахивает на Анджелину Джоли, только кожа у нее более матовая, чем у актрисы. Погрузившись в чтение книги «Над пропастью во ржи», она не чувствует, как по ее руке поднимается пар. Несмотря на бесформенный пуловер, спадающий на брюки, видно, что у нее атлетическое телосложение. На ногах женщины – плетеные туфли.

С этого расстояния ей можно дать лет тридцать или чуть больше. Естественно-смуглая кожа говорит в пользу афроамериканского происхождения отца или матери, или же кого-то из дедушек-бабушек. Заплетенные косички стянуты в неровный пучок, заколотый китайской шпилькой. Полные, розоватые губы, изящный нос и огромные глаза – черные бездонные колодцы. Она задумчива, даже сосредоточенна. Положила ложку и перевернула страницу так быстро, что чуть надорвала ее. Ее зовут Аннабель О’Доннел.

Вот уже четыре года она – детектив 78-го Бруклинского участка и сегодня вечером вполне готова приступить к ужину, который станет достойной наградой за дневные труды. Но всего этого оказалось бы уже слишком много для любопытного посетителя, и, пройдя мимо прислонившейся к окну Аннабель, он растворился бы в ночи.

В это окно с высоты Бруклинского холма виднелись Манхэттен и его сверкающие башни.